Автор: Майкл Спилман
Источник: abort73.com
Категория: Аргументы против абортов.
Дэвид Ливингстон Смит – профессор философии, который написал книгу о обезчеловечивании. Она называется «Меньше, чем человек» и аннотируется как «первая книга, объясняющая как именно и почему мы иногда думаем о других людях как о существах более низкого уровня, чем человек».
«Чтобы осмысленно говорить об обезчеловечивании, – говорит Смит, – нам надо точно определить, что это такое». Согласно его определению, обезчеловечивание – это «видеть в людях не людей, а существ более низкого уровня, чем человек». Как он поясняет, «этот психологический смазочный материал разрушает существующие внутри нас запреты и воспламеняет наши деструктивные импульсы… позволяя нам совершать действия, о которых мы, при других обстоятельствах, не могли бы и помыслить».
Проще говоря, обезчеловечивание «прокладывает путь к злодеянию». Хотя Смит говорит прежде всего об обезчеловечивании евреев, жителей Южной Африки и индейцев, он также рассматривает не столь очевидные примеры из популярной культуры и прессы. По его мнению, «мы все потенциально склонны к обезчеловечиванию, настолько же, насколько являемся потенциальными объектами обезчеловечивания».
Когда я прочитал его книгу, меня пронзило неожиданное осознание. «Меньше, чем человек» не приводит ни одного примера, когда обезчеловечивание было уместно. Другими словами, каждый зафиксированный акт обезчеловечивания заслуживает исторического осуждения. Я посчитал, что мне необходимо уточнить этот вопрос у автора. Вот отрывок из письма, которое я направил профессору Смиту:
«С социальной точки зрения, встречался ли Вам когда-либо сценарий, в котором было бы справедливо охарактеризовать кого-либо как стоящего «ниже человеческого уровня»? Ваша книга наполнена примерами, когда людей ошибочно относили к категории «меньше, чем человек», исходя из различных деспотических интересов. Но встречался ли Вам когда-нибудь случай, когда обезчеловечивание могло бы быть оправдано с моральной точки зрения? Если нет, то правильно ли будет сказать, что любая попытка лишить какую-либо группу людей человеческого статуса всегда и по сути своей несправедлива?»
Профессор Смит так никогда и не ответил на мой вопрос. Полагаю, что как профессиональный ученый он является сторонником права на аборт. Возможно, он увидел, куда я клоню и не хотел оказаться загнанным в угол. А может быть, он просто был слишком занят и у него не было времени ответить. Со мной такое тоже, конечно, случалось.
Как бы то ни было, не будет преувеличением сказать, что аборт является в наше время наиболее актуальной точкой пересечения между публичной политикой и обезчеловечиванием. Можете ли вы вспомнить какой-то другой общественный институт, который опирается на эксплицитное обезчеловечивание своих жертв? Хотя расизм остается масштабной глобальной проблемой, никто публично не утверждает, что иммигранты, беженцы или этнические меньшинства не вполне люди – а ведь именно это утверждение звучит в дискуссии об абортах.
Смит пишет, что «сегодня любой образованный человек знает, что мы все являемся представителями одного вида – Homo sapiens – и что биологические отличия между разными группами людей незначительны». Тем не менее, «импульс обезчеловечивания действует на нутряном уровне и легко перевешивает чисто интеллектуальные убеждения». В любом другом контексте этот импульс обезчеловечивания загоняется в безсознательное и скрывается в его темноте. Только в отношении аборта эта попытка обезчеловечивания проявляется настолько откровенно и неприкрыто.
Но несмотря на то, что он занимает такое важное место в современном каноне обезчеловечивания, аборт упоминается в «Меньше, чем человек» только однажды – в следующем фрагменте:
«Будет ли жестокостью прихлопнуть комара? А раздавить таракана? А насадить извивающегося червяка на крючок? А бросить живого омара в кипящую воду? Выпотрошить форель для обеда? Убить курицу? Зарезать ягненка? Совершить аборт? Казнить преступника? Не существует однозначного ответа на вопрос, где в этой последовательности ущерб становится вредом, а разрушение – жестокостью, но принцип, руководящий нашими суждениями в данном случае одновременно очевиден и поразительно нарциссичен: чем ближе это существо находится к нам в иерархии, тем более мы склонны наделить его моральным рангом».
Здесь важно отметить две вещи. Во-первых, Дэвид Ливингстон – материалист. Его проблема в четком определении того, кто является «человеком», связана с тем, что, по его представлению, Homo sapiens и другие приматы имеют общего предка. Поэтому для него этически сложно провести различие между убийством человека и убийством животного. Во-вторых, Смит помещает аборт на моральной шкале где-то между закланием ягненка и казнью преступника. У меня возникает искушение обвинить его в том, что он обезчеловечивает нерожденных людей, но я попытаюсь истолковать его в выгодном для него свете. Он хочет сказать следующее: чем больше существо напоминает нас самих, как внешне, так и по своему положению, тем более вероятно, что мы наделим его правами личности. Он называет это «поразительным нарциссизмом» с нашей стороны.
Стараясь определить, что же именно делает существо «однозначно человеческим», Смит отмечает, что утилитарные определения – такие, как используются сторонниками абортов – просто не работают. Чтобы доказать это, он указывает на новорожденных младенцев:
«Мы все согласны с тем, что младенцы – люди. Но с точки зрения [утилитарного] анализа это озадачивает, поскольку младенцы лишены тех однозначно человеческих свойств, которые перечисляют [утилитаристы]. Новорожденные не могут говорить или заниматься мышлением высшего порядка, их эмоции являются в лучшем случае чрезвычайно незрелыми, они неспособны к усердному труду, их воображение неразвито, они некультурны. Если мы считаем младенцев людьми, хотя у них отсутствуют определенные «однозначно человеческие» признаки, то просто не может быть справедливо, чтобы кто-то лишенный этих признаков рассматривался как существо более низкого уровня, чем человек».
Продолжая развивать ту же тему, он пишет:
«В силу наших эссенциалистских склонностей представление о том, что каждый человек наделен человеческой сущностью, внутренним стержнем (душой, духом или определенным генетическим кодом) является для нас интуитивно убедительной. Если вы разделяете это интуитивное представление, как, по-видимому, большинство людей, то вы будете открыты для представления о том, что кто-то может быть человеком, хотя и не выглядит как человек (вспомним о Джоне Меррике, «человеке-слоне», чья физическое уродство было таким сильным, что он выглядел как существо, принадлежащее к другому виду, хотя и был человеком)».
Смит отмечает, что и Аристотель, и Августин предупреждали, что когда речь идет о классификации существ, внешний вид может быть обманчивым. Тем не менее, они делали из этого прямо противоположные выводы, которые свидетельствуют о различиях лежащих в основе этих выводов мировоззрений. Как говорит автор, «Аристотель предупреждал о том, что существо, неотличимое от полноценного человека может, тем не менее, быть не вполне человеком, в то время как Августин полагал, что особенности внешнего вида никак не влияют на то, является ли человек человеком».
Один взгляд обезпечивает моральное основание для эксклюзивизма; другой предлагает рамку для более инклюзивного общества. Согласно первому взгляду, одно то, что кто-то выглядит, как человек, еще не означает, что это человек; согласно другому, быть человеком – не то же самое, что выглядеть, как человек. Ирония заключается в том, что именно Августин, один из наиболее влиятельных христианских мыслителей всех времен, сформулировал более инклюивистскую точку зрения. Я говорю об иронии, поскольку существует так много стереотипов в отношении христианства, рисующих его как узколобое и нетерпимое. И наоборот, именно секулярный философ морально обосновывает обезчеловечивание.
В то время как современная культура так много внимания уделяет толерантности и инклюзивности – по крайней мере, в теории, – можно задать вопрос, а почему же наша тенденция к обезчеловечиванию не была полностью устранена. Вот какое объяснение предлагает Смит:
«Люди с готовностью предаются самым ужасным действиям, если они не верят в то, что их поступки являются проявлением жестокости. Это может происходить по-разному. У некоторых людей отсутствует моральное чувство… Но это встречается редко. Намного чаще акты впечатляющей жестокости совершаются людьми, которые избирательным образом отключают свои моральные запреты. Именно здесь на сцену выходит обезчеловечивание… Обезчеловечивание – это реакция на конфликт мотивов. Оно происходит в ситуациях, когда мы хотим причинить вред группе людей, но нас удерживают от этого внутренние запреты. Обезчеловечивание – способ разрушения этих запретов… Совершенно логично, что рабовладельцы и торговцы рабами были заинтересованы в том, чтобы приписать статус существа более низкого уровня, чем человек, потому что если африканцы являются низшими животными, то вполне нормально и правильно относиться к ним соответствующим образом».
Обезчеловечивание всегда ужасающим образом прагматично; оно всегда движимо желанием оправдать что-то, что иначе было бы предосудительным. Похищение и порабощение человека – чудовищное зло, если только вы не убедите себя, что порабощаемый – существо более низкого ранга, чем человек. То же самое относится к газовым камерам и абортариям.
«Хотя он никогда не говорил об обезчеловечивании как таковом, – утверждает Смит, – Кант признавал, что люди склонны рассматривать друг друга как средство. Делая это, мы помещаем других в одну категорию с существами, занимающими более низкое, чем человек, положение, тем самым исключая их из сферы моральных обязанностей». Когда это произошло, становится морально допустимым «разделаться с ними и избавиться от них», как мы посчитаем нужным».
Прочитав «Меньше, чем человек», я убежден более, чем когда-либо, что любая и каждая попытка обезчеловечивания является по сути своей несправедливой. Каждый раз, когда мы слышим аргумент, что некоторые человеческие существа не заслуживают всех прав личности, мы сразу же должны вспомнить о страшных уроках истории. Трагическим образом, большая часть ученых и всего мира, похоже, верит в то, что аборт – единственное исключение правила, которое действует во всех остальных случаях. Пытаясь устранить неудобство нежелательной беременности, аборт стал единственным случаем в современном западном мире, где считается морально легитимным классифицировать явно человеческое существо как нечто меньшее, чем человек. Так быть не должно.